Случай в горах

Метров сто пологого склона, покрытого трещинами, потом полкилометра вверх по крутяку в лоб и мы на седловине. Перекурили, вытерли пот и обратно вниз, навстречу остальным. Это мы тропу били на перевал по глубокому свежему снегу. Снег этот мягкий и не держит совсем, но мы бежим вниз с максимальной скоростью, связавшись попарно веревкой.  Бежишь и смотришь за первым в связке, чтобы упасть и зарубиться намертво, ежели он, не дай бог, упадет.  Добежали. И за работу, тяжелую и неприятную, но отказаться от нее никак. Нежданно-негаданно мы столкнулись со смертью на своем пути к вершине.

А всего лишь три для назад все было прекрасно — погода, настроение, самочувствие и радужные перспективы интересного восхождения. Бодро взлетели на простенький перевал по разрушенным скалам. А за гребнем открылась беспросветная облачная холодрянь до самого горизонта. Стало как-то тоскливо и безрадостно. Однако в горах такое нередко, да и планов никто не отменял. Вперед!

Непривычно человекам смотреть на облака под ногами, а спускаться в них и вовсе неприятно. Но идти нужно, маршрут заявлен и пока причин для отказа от задумок нет. Что мы с непогодой не сталкивались. Идем. Вперед и вниз. Облака под ногами быстро превращаются в мерзкий туман вокруг. Стоп! Впереди трещина, в которую кто-то улетел. Уже не первый сегодня. Но нас много и вытащили бедолагу быстро и без повреждений.

Идем дальше вниз к пологому леднику, где можно поставить палатки. Там поровнее, но так же безрадостно. Травки нет, да и морен не видно. Ни скал, ни осыпей, только тонкий слой камней местами покрывает мокрый и противный лед. Все вокруг начинает очень быстро намокать и поставленные на льду палатки  мгновенно становятся мокрыми. Видимость метров сто.

По льду текут ручьи и небольшие речки, но нам здесь жить. Идти пока некуда, поскольку совершенно непонятно, куда идти — видимость нулевая. Повсюду вода, мерзко и безрадостно. Готовим какую-то еду и разбредаемся по палаткам. Началась отсидка.

Утром ситуация не изменилась. Мир сузился до размера одной палатки на троих. На второй день от безделья и непрерывной лежки начинается уже откровенный маразм. Рассказаны все анекдоты и страшные истории и даже единственная книжка, случайно оказавшаяся в рюкзаке, уже прочитана вслух от корки до корки. Есть не хочется, да и не дают еды, поскольку отсидка не была запланирована. От лежки в мокрой палатки, поставленной на льду, бока уже болят. Спальники влажные, снаружи тоже все мокро и мерзко. Уже и на дне палатки образовалась изрядная лужа.

Все чаще вспоминается чья-то мама, а физиономии сожителей уже не радуют совсем. А снаружи непрерывный дождь, иногда смешанный со снегом. Закрадывается подозрение, что солнца не будет уже никогда и мы всегда будем тут, в этом безвременье. Но вдруг солнышко выглянуло. Секунд на тридцать …. Как цветной фрагмент в черно-белом фильме. С тоски или по нужде выходишь из палатки и, забравшись на присыпанный каменной крошкой ледовый пупырь, видишь лишь такие же терриконы, покрытые мрачной серой крошкой вулканической породы.

Но бог наверное есть и он услышал наши мольбы или проклятия. Утром третьего дня в небесах появляются дыры, облака начинают быстро редеть и потом рассасываются почти без следа. Назначаем хорошую погоду — можно высохнуть и погреться. Лагерь моментально превращается в пестрый азиатский базар конца прошлого века. Наружу вытаскивается все подряд от пуховок до трусов. И сохнет, сохнет. А мы греемся на солнышке и готовы молиться ему как язычники. Только бы не спряталось.

В отдалении от базарной суеты командиры решают судьбу восхождения. Заявленное ушло за пределы реальности, это очевидно. Но на гору хочется. Посовещавшись, отцы-командиры решили пойти на гору более коротким путем. По гребню выйти к Приюту, а там как бог даст и КСС посмотрит. При удачном раскладе идем на гору классическим путем, а не повезет — спускаемся к подъемнику и по канатке вниз.

Высохли, оделись, связались. Идем в направлении скального гребня. Ага, мы здесь не одни — с гребня спускается группа навстречу нам, позади кто-то лагерь снимает и справа на льду тоже люди какие-то копошатся. Всех солнышко согрело и пустило на маршруты. Все возвращается в нормальное русло — жизнь налаживается. И никто из нас еще не догадывается, что впереди нас ждет смерть.

Она оказалась завернутой в выгоревшую брезентовую штормовку, которую заметили на камнях наши дамы. Подходим ближе. Смотрим, фотографируем. Вокруг разбросаны вещи — рюкзак, примус, фотоаппарат, пакет с бумагами, овчинный полушубок. Коробок с двумя размокшими спичками. Разворачиваем пакет. Березовский Андрей, 1962 года рождения. Жил под Ленинградом, закончил техникум. И все.

Прощай вершина, да здравствую «спасработы». Завернутое в казенную палатку и полиэтилен тело хорошо скользит по снегу. Тропу на перевал мы уже пробили и сейчас тащим по ней то, что еще недавно было Андреем. Выдернули удачно и не уронили ни в одну из трещин.

Но с перевала спуск по скалам и уже не потащишь сверток волоком — нужно нести на руках, тяжело и неудобно. Нас достаточно много и удается меняться, но все равно тяжко. Безрадостное это дело — таскать холодных, а на скалах еще и опасное. В какой-то момент нижние дернули сильно и я вхожу головой в камень, но веревку от свертка с Андреем не отпускаю. Ничего, каска не разбилась, значит и голова должна быть целой. Выживу! Тащим дальше. Остальным тоже не сладко, да и жрать хочется — мочи нет.

Скорее вниз, на травку — ночь уже близко. Скалы сменяются снежником и можно снова буксировать тело на веревке, а не тащить в руках. До травы еще далеко. На снегу остается бурый след  — полиэтилен и палатка протерлись о снег и камни. Добрались до конечной морены и под ней решили заночевать. тащить дальше сил уже нет. Еще с перевала отправили вниз двух «скороходов», сообщить властям о находке.

Ставим палатки, уложив сверток между ними. Готовим еду и ждем лошадей для отправки тела вниз. Пока варился ужин, приехал местный мужик с парой лошадей. Передаем ему сверток и привязываем к седлу. Кабардинец спокойно уезжает вниз по тропе вдоль речки. Там он сдаст нашу находку властям, которые уже ждут ее с нетерпением. Андрея объявили в розыск уже полгода как.

Поели через силу, хотя устали сегодня изрядно. Безумно хочется помыть руки и иду к речке. Вокруг тишина, нарушаемая лишь журчанием талой воды. Мир не изменился. И звезды на небе все те же, яркие и холодные, как обычно бывает в горах.

Сидим у костра и читаем дневник. Парень закончил техникум и в мае собирался на службу в армию. А в марте один пошел на гору. В первый раз за свою короткую жизнь. И в последний. Какой черт занес его на северный склон, зачем? С этой стороны мало кто ходит, да и пути туда не очевидные. Хотел себя проверить?

Стемнело совсем и звезды на небе яркие и необычайно далекие. Темно, холодно и немного жутковато. Наваливается тоска. Тело увезли, но присутствие смерти осталось и еще видна темная полоса на снегу. Ощущаю себя бесконечно малой песчинкой.

А в дневнике Андрея была строка: «Хочется рисовать, но надо выживать …».

Спать!

Спустячок

Два предшествующих дня были весьма напряженными — позавчера мы взяли заброску и с тяжелыми рюкзаками под палящим солнцем медленно набирали почти 700 метров высоты по осыпям и моренам. Тропы нет, путь толком неведом и вымотались в результате изрядно. Переночевали в кармане между левобережной мореной и скалами, а утречком отправились в ледопад. Ледопад оказался несложным, но очень трудоемким. Трещины почти от края до края требовали обхода (а это несколько сот метров по глубокому снегу) или организации навесной переправы. Мне повезло — как самый легкий, юный и безответственный (не за кого отвечать) я переходил трещины по хилым снежным мостикам и крепил веревки для переправы остальных. А они сидели на рюкзаках и устраивали тотализатор — обвалится мостик или выдержит. Не дождетесь!

Вот так к закату второго дня мы и добрались до верховьев ледника. Поставили лагерь на морене неподалеку от перевального кулуара и завалились спать. Наутро вышли не рано — часов в 7. Пока поднялись на перевал, передохнули наверху, уже и 10 часов. Мне спусковой склон как-то сразу не понравился и на предложение командира просто связаться и идти вниз без организации нормальной страховки я «уперся в землю рогом» и категорически отказался. Вроде довольно полого и ровно, но жутко не хотелось идти без страховки, когда вся надежда только на быстроту реакции партнера по связке и его способность «зарубаться» в глубоком снегу (черта с два в нем зарубишься). Забастовка моя помогла и начали спускаться с верхней страховкой. Пошел первым, потом принял Юру и отпустил его дальше. А по нашей первой веревке уже пошли остальные.

Лагерь над ледником Пастухова

Пропустили всю команду, спустились по оставленным ими веревкам и я снова иду первым. Вот уже и веревка кончается, пора становится на страховку. И тут я понял, что интуиция меня в очередной раз не подвела. Парой метров ниже меня снежный склон заканчивается ровненькой линией отрыва недавней лавины. На хрен, на хрен! На таком снегу принимать народ страшно — сорвись кто и полетим вниз вместе. Рою в снегу подобие окопа в полный рост, пока не добираюсь до твердого льда. Кручу пару крючьев — к одному привязываюсь сам, через другой страхую Юру. Остальная команда, растянувшись по склону спускается. Мне уже довольно комфортно (на крюке стою) и вот тебе сюрприз — склон характерно «запел». Обычно снежный склон долго не поет — съезжает в виде лавины. Успел только подумать: «Вот будет картина — восемь трупов в лавинном конусе на леднике и один чистенький скелет, висящий на крюке». Красочная получилась картина. Но не задалась сегодня лавинная песня и склон почему-то умолк.

Однако валить надо отсюда с максимальной скоростью, пока у доски снова голос не прорезался. И не вниз бежать, а влево, на скальный гребень, где может быть и удастся пересидеть лавину. Ору благим матом наверх, чтобы ускорялись. Да они и сами уже все понимают, хотя еще не знают, что я стою в двух метрах от линии отрыва недавней лавины. Юра подошел.

Давай, Юра, быстро-быстро траверсом влево вдоль трещинки к скалам. Там всего-то две веревки.
— Подожди, кошки надену.
— Какие, на хрен, кошки, Юра! Пока ты их надеваешь, мы все можем оказаться внизу, причем лететь будем быстро и красиво.
— Ну куда я, по голому льду без кошек?
… (непереводимая игра слов). Ты по трещинке, аккуратненько. Ботинки у тебя хорошие, пройдешь.

Прошел. Молодец, Юра! Пока он шел, спустилась одна из девушек и даже кошки надеть успела. Давай, дорогая, тебе по перилам, да в кошках будет гораздо легче. Ан, нет — уже посередине веревки падает наша подруга и повисает на перилах ниже трещинки. И никак не встать. Ну давай, родная, поднимайся. Да мать твою …!

Мать помогла — поднялась наша драгоценная барышня и быстро-быстро доковыляла до Юры. Вот замечательно! Отдохни, пока рюкзак снимаешь, и выпускай Юру дальше — осталась всего одна веревка до скал. Пошел. Теперь он тоже в кошках и идти траверсом уже не так скользко. Добрался до скалы. Вроде крепкое ребро и можно надежно закрепить веревку.

Тем временем остальная команда потихонечку проходит мимо меня, поглядывая с опаской на висящий над нами снежный склон, и быстро-быстро устремляются все к спасительному скальному ребру. А я надеваю кошки и рюкзак, чтобы идти последним и снимать веревки.

Передохнули на скале и дальше вниз. Всего шесть веревок пологой части спуска, а шли мы их часа четыре, а то и пять. Есть уже хочется — завтракали больше восьми часов назад. Нашли на скальном ребре подобие полочки, устроились и даже обед сделали — всухомятку, запивая натопленной из снега водой. С другой стороны ребра вроде тихо и у командира возникает соблазн спуститься туда. Ой, как не хочется лезть в узкий снежный коридор между двумя скальными ребрами. Туда же все летит, что сверху упало. И спрятаться некуда. Где-то далеко внизу (метров 500) виден цирк ледника, куда нам нужно спуститься сегодня. Но сам спуск почти не просматривается — круто и скалы закрывают обзор.

Сережа при моей поддержке начинает потихонечку поднимать бучу против спуска по другую сторону ребра. Я тоже считаю, что спускаться нужно прямо вниз, вдоль нашего склона ребра. Причем идти не по скалам (веревки крепить и сдергивать сложно), а по ледовой стене вдоль ребра. Висящая над нами снежная доска остается немного в стороне и это вселяет надежду, что даже при отрыве доски у нас будут шансы уцелеть. Аргументы действуют слабо и тут меня посещает грандиозная идея. Беру камень килограммов на пять и со всей дури кидаю его на снежник между скальными ребрами, куда так рвался наш командир. Мать, мать, мать — ответило эхо. Из снежника образуется недурственная лавина и с грохотом уходит вниз. Причем оторвалась она в точке падения камня и верхняя часть доски продолжает висеть. Вроде этот аргумент (а может быть, ультиматум) принят командиром и нас с Сережей поощряют исполнением проявленной инициативы. Пойдем, дружище! Нам вниз.

Начинаем спуск по стене. Забираем все веревки и работаем поочередно — один спускается первым, а второй страхует. Ледовые крючья держат хорошо и позволяют работать сравнительно безопасно и даже с некоторым комфортом. Потом веревки нам принесут, когда остальные спустятся. А у нас может образоваться небольшая пауза. Я покурю, а Сережа передохнет. Поначалу считаем веревки, но где-то в начале второго десятка теряем счет. Темно уже стало, а в темноте считать значительно сложнее. Тем более на высоте, да на крутом склоне, над которым висит снежная доска. Она пока ведет себя тихо, но с заходом солнца температура упала, а это может привести к отрыву доски. Пытаемся спускаться как можно быстрее, но мы с Сережей и так опережаем остальных. Нас всего двое, а потом по навешенным веревкам должны спуститься еще семь человек. А веревок всего четыре. Приходится ждать.

На ходу жуем что-то, розданное взамен обеда. Запиваем водой из мелких ручейков, которые еще текут по стене. В какой-то момент решили тактику сменить. Стало уже слегка выполаживаться, поэтому Сережа сможет работать без меня, а я остаюсь последним, чтобы ускорить снятие веревок. Вот так всю жизнь — сначала идешь первым и вешаешь веревки, а потом оставляют последним, чтобы развешенное снимать. Трудно быть в команде самым молодым — постоянно крайний.

Все уходят понемногу вниз, а я сижу и курю, меланхолически дожевывая что-то сладковато-соленое. Наверное, это чернослив и сушеное мясо вперемешку. Бр-р, какая гадость. Ушел последний, пора и мне. Меня теоретически страхуют снизу, но страховочка та совершенно номинальная. Сорвавшись, полечу на две длины невыбранной веревки. Нельзя срываться. Не видно уже ни хрена, а луна все еще прячется за гребнем. Иду на звук. Снизу доносится голос Сережи: «Иди на шум воды подо льдом». Иду себе и думаю, раз шумит, значит промоина большая — не иначе я туда и попаду. И действительно, снизу снова голос Сережи: «Сейчас ты провалишься». Не успел подумать, как это он снизу определяет мое местоположение, и уже лечу.

Слава богу, немного — метра два или чуть побольше. Вот и разгадка — Сережа стоит рядом с местом моего падения и протягивает руку помощи. Отдал веревки и сел курить. Все ушли вниз и я снова один. Вроде уже ледник внизу то ли белеет, то ли чернеет. В общем, мне туда, прямо по линии падения воды.

Внизу появилось какое-то пятнышко блеклого света. Не иначе, кто-то вытащил из рюкзака фонарик с промерзшими батарейками. Или «солдат-мотор» кто-то крутит. Ну да неважно это. Раз распаковали рюкзаки, значит скорей всего вышли на ледник или на более пологий склон, где можно просто стоять на ногах без страховки.

Снизу призывают спускаться на свет, который я иногда вижу. Спускаюсь до крюка и начинаю бухтовать свободную веревку, чтобы запихнуть в рюкзак. Только собрался снять с крюка следующую веревку, как снизу следует крик командира: «Оставляй их нахрен, завтра снимем!» Не люблю я бросать веревки на склоне при спусках (назавтра их может уже снести лавиной или побить камнями). Однако врожденная лень,  благоприобретенная дисциплинированность и уважение к старшим берут верх — я бросаю веревку, как приказал командир. Как оказалось, бросил я не одну, а все три сразу, поскольку их связали для упрощения спуска. По веревочке-то спускаться довольно ловко и в темноте можно. Вот я и свалился на головы ребят, которые почти в блаженстве отдыхают от тяжелого спуска. Два часа ночи. Итого, 16 часов спуска. Хороший перевальчик!

Однако валить надо из под стены, пока на голову чего не свалилось. Вынимаю из рюкзака единственную оставшуюся веревку и мы связываемся «паровозом» — 9 человек на 40 метров веревки. Стало чуть светлее, поскольку луна уже довольно высоко — скоро вылезет из-за гребня. Быстренько-быстренько бежим туда, где почти плоско и почти горизонтально. Хрен с ними, с трещинами на пути — все сразу не провалимся. Добежали благополучно.

Начали ставить лагерь и тут меня посетил отходняк в компании с дядькой-дубом. Вроде и минус небольшой на дворе, но как-то резко спало напряжение и меня просто начало трясти от озноба. Девушки наши молодцы — мгновенно это дело вычислили и стали отогревать традиционным способом — расстегнули свои пуховки, и забрали меня внутрь, запахнув полы и удерживая их руками. А меня все трясло. Долго! По моим ощущениям минут пятнадцать. Мужики уже палатки поставили. Наконец-то отпустило.

Преисполненный благодарности, вызываюсь добровольно приготовить ужин, хоть и не мое сегодня дежурство, да и работали мы с Сережей больше других. Но женское тепло сделало меня на какое-то время филантропом.

Все расползлись по палаткам, а я остался снаружи кочегарить примусы и готовить супо-кашу с чаем. Есть бог на свете — из-за гребня выбралась полная луна и я был вознагражден за тяжелую самоотверженную работу и добровольное дежурство.

Попробуйте представить себе огромное и почти плоское заснеженное поле ледника, со всех сторон прикрытого высокими и крутыми скальными стенами. А над этим цирком сияет полная луна в ореоле ярчайших азиатских звезд.

Напрасно будете стараться — представить такое нереально, это нужно видеть! Мы видели.

===============

сентябрь 1983
Ленинград

Преданья старины глубокой — Аламединская стена

«Больно, мужики!», — с трудом разлепляя пересохшие губы, говорю я. «На, выпей полегчает». И несколько рук сразу протягивают мне две кружки и добрую пригоршню каких-то таблеток. Способности к соображению почти нулевые, поэтому беру ту, кружку, что ближе и залпом выливаю в себя. «Ёеееееееее…». В кружке оказался спирт. Чья-то добрая рука протягивает вторую кружку с горячим сладким чаем. Делаю пару глотков под возглас: «Таблетки не забудь». Забираю таблетки, глотаю, запиваю остатками чая и начинаю медленно перемещаться в сторону палатки, постепенно, но быстро и неуклонно уходя куда-то из реальности …

А все начиналось так хорошо. Меня пригласили в новую команду и район был очень интересный. Практически нехоженый. Для разминки первым был выбран простенький перевал, по которому у нас даже была фотография со стороны спуска. Много уже пройдено было таких и сложнее, поэтому никаких опасений не возникало. Быстренько взбежали на перевал (часа за три от ночевки) и радостно уселись курить. У командира нашего постоянно свербило в разных местах и он все рвался посмотреть спуск. Пришлось его страховать. Завинтил крюк в лед, прощелкнул веревку и сижу себе, курю. Командир уходит понемногу вниз, я его вижу и спокойно выдаю веревку, пока она не заканчивается. А ему пока спуска нормально не увидеть, нужно идти дальше. Кричит, чтобы вязали вторую веревку. Вяжем и я продолжаю выпускать командира вниз, но уже не вижу его. Вторая веревка тоже быстро закончилась и командир потребовал привязать третью. Попробовали его образумить, но у него точно в заднице шило застряло. Выпускаю его на трех связанных веревках, поэтому движения командира практически не чувствую. Длина связанных веревок уже превышает 100 метров и трение о снег очень велико. Да еще два узла. В какой-то момент веревка вроде дернулась слегка. Придержал, чтобы командир далеко не улетел и продолжаю страховать, греясь на солнышке. Снова веревка пошла вниз и опять слабое подобие рывка. Фиксирую веревку и начинаю кричать в попытках установить с командиром какое-то подобие связи. Молчит, поганец. К моим крикам присоединяется остальная команда, но связь с командиром установить не удается. Ни хрена себе начало похода — упустили командира. Пытаюсь выбрать веревку — не идет. То ли трение слишком велико, то ли в самом деле сорвался мужик. Ребята вдвоем пытаются помочь мне вытянуть веревку и становится ясно, что на ней явно что-то тяжелое висит, не подавая никаких признаков жизни.

Надо спасать командира, но у нас осталась всего одна веревка. Кто-то пытается на страховке с этой веревкой уйти на скальный гребешок, с которого спуск может просматриваться. Ага, похоже, удалось что-то увидеть. И даже докричаться удалось до командира. Висит, дятел, в трещине. Веревка врезалась в снег козырька над бергшрундом (наклонная трещина) и я просто не ощущаю командирского веса из-за огромного трения. А командир повис так «удачно», что не может не может достать ни до одного из краев трещины. А подтянуться на веревке толщиной 10 мм, чтобы вылезть на козырек, и на равнине не у каждого сил достанет. А тут довольно высоко уже, да и акклиматизация пока неполная, поэтому сил у командира просто не хватает. Долго бы ему так висеть, но замерзнет бедолага. Да и мы уже накурились и даже перекусить успели.

Начинаем спускаться к командиру. Склон пока ровный и не очень крутой, поэтому все команда уходит, связавшись «паровозом» на одной веревке, придерживаясь за ту, на которой болтается командир. Я остаюсь на седловине, чтобы снять веревки и идти последним. Тем временем мужики на «раз-два» выдергивают командира из трещины, едва не свернув ему шею при пробивании снежного козырька командирской головой. Выдернули. Собрались все над бергшрундом и совещаются как через него перебраться. По логике и правилам прохождения таких препятствий нужно спускаться в трещину, потом вылезать из нее по нижней стенке и делать переправу. Долго, муторно, но достаточно безопасно. А тут как раз спускаюсь я молодой, безбашенный и уже продрогший от долгого просиживания на продуваемой седловине. «Ну его, к черту, спускаться в трещину! Давайте ее просто перепрыгнем.» Трещина неширокая метра 3 и превышение верхнего края над нижним довольно большое, поэтому при нормальном прыжке даже без разбега есть хорошие шансы попасть на другую сторону. Вот только площадки горизонтальной внизу нет и, следовательно, велик шанс не только перепрыгнуть, но и спуститься существенно ниже с высокой скоростью прямо «по линии падения воды». Проще говоря, улететь вниз по склону, на котором и зацепиться не за что, кроме последующих трещин.

Инициатива наказуема, поэтому вся команда призывно смотрит на меня. Добрые — рюкзак снять предложили и даже постраховать, чтобы слишком далеко не прыгнул. Где наша не пропадала — сосредоточился, оттолкнулся и вот я уже в снегу выше колен, но по другую сторону трещины. Снег сравнительно мягкий, поэтому я в него провалился глубоко и даже не сделал попытки отправиться дальше вниз в соответствии с законом гравитации. Дальше пошло легче и остальные прыгали уже без опаски. А рюкзаки просто сбросили поочередно на веревке.

Спустились еще чуть ниже и осмотрелись в поисках дальнейшего пути. Никакого сходства с фотографией у лежащего под нами склона не наблюдалось. «Командир, может быть мы не туда вылезли?». Да нет, гребень над нами в точности совпадает со снимком, а вот склон другой. Что делать, придется спускаться методом тыка, лавируя между трещинами и моля бога, чтобы эти трещины оказались не очень длинными или хотя бы не слишком широкими. Как-то спустились. Правда времени это заняло много и на срединную морену ледника внизу вышли уже практически в темноте. Голодные (горячего во рту за день не было ничего, да и холодного тоже немного), но довольные поставили лагерь и завалились спать.

А назавтра был чудный солнечный денек и всего-то часа 4 хода по ровному леднику почти без трещин до места предполагаемой ночевки под следующим перевалом, который был «изюминкой» этого похода. Красивый скальный контрфорс высотой больше 600 метров и очень крутой. Один раз его вроде уже прошли, но достоверных данных нет. Равно как и нет никакой информации, кроме одного снимка весьма прискорбного качества. Ладно, со стороны подъема мы будем его видеть, а спуск на другую сторону просто не может быть сложным. Пробьемся!

Добежали довольно быстро. Обед сварили и даже на солнышке погрелись. Командир, как обычно, расслабиться толком не дал и погнал нас троих на обработку нижней части стены, чтобы начальный этап завтрашнего подъема занял поменьше времени. Черт его знает, как там на стене дела пойдут. Мы уходим, обвешавшись веревками и железом, а остальная часть команды остается заниматься лагерем. Подходим под стену, присматриваемся. Круто, черт возьми, но вроде проходимо. Я в команде единственный «лазун» (за что и взяли, да еще за безбашенность), поэтому вопроса о том, кому на стену, просто не возникает.

Огляделся еще раз в попытке определиться с вариантами лазания. Что-то увиделось, похожее на зацепки и я даже решил, что полезу в высокогорных ботинках (не предназначены они для лазания, но в галошах холодно). Сережа бьет крючья, чтобы страховать меня, а Юра готовит веревки. Молодец Сережа, надежно бьет и страховать Юре удобно будет. Я цепляю на себя связку крючьев, молоток, галоши (на всякий случай), сбрасываю пуховку и вперед, на скалу. Бодренько пробегаю первые метров 15, забив (для поддержки штанов) пару крючьев.

Трещины в стене тонкие и глухие, поэтому больше надежды на собственную технику и везение, чем на надежность крючьев. Но не все в жизни так просто и вскоре явно заколодило. После небольшой полочки, где стоять можно почти с удобствами, начинается монолитная крутая стенка, где трещин не заметно или просто нет. Сдуру пытаюсь лезть, но после пары метров понимаю, что с кондачка тут не получится и нужно думать. Возвращаюсь на полочку, осматриваюсь и снова пытаюсь. Результат тот же не пролезть мне этот сложный участок в ботинках Снова спускаюсь на полку и начинаю снимать ботинки. Это не так просто снять с себя двойные ботинки на маленькой полочке, где снятое даже поставить некуда. Снимаю поочередно и привязываю каждый последующий ботинок к предыдущему шнурками. Получилась внушительная гирлянда из 4 ботинок, которую по веревке отправляю вниз Сереже — все равно на стене их обратно надеть не удастся. В галошах холодно, поэтому нужно бежать быстрее иначе на этой стене и останусь в формате отца Федора.

В галошах стеночку прошел почти влегкую и полез себе дальше. А крючья бить просто некуда — монолит. Шлямбура это не наше, мы ходим красиво и не портим родные горы ненужными дырками. Уповаю на молодость, здоровье и удачу, что позволяет мне довольно бодро лезть, не забив больше ни единого крюка. Немного страшновато, поскольку лететь придется далеко. Но лучше быстро пробежать сложный участок, чем корячиться в попытках найти подходящую трещину или пробить «дырку» для шлямбура. Вот уже и полочка какая-то впереди просматривается там и отдохну минуту-другую. И тут меня постигло жестокое разочарование в жизни и полная утрата веры в мировой порядок. Юра кричит снизу: «Веревка вся!». Мать твою, вот она полочка, осталось всего пару метров пролезть. И уже не так сложно тут, но веревка не дает, а отвязаться нельзя, поскольку пропадает весь смысл сделанной работы, да и самому как-то спускаться надо. С грехом пополам изображаю паука, прилипшего к скале и одной рукой отстегиваю страховку, наращиваю ее двухметровым концом самостраховки и снова цепляюсь к веревке. Теперь вылезу. Ура, полочка действительно есть и довольно большая, с прекрасными зацепками для рук. Не хуже ручек трамвайных. Хватаюсь покрепче за эти «ручки» и начинаю подтягиваться, помогая себе ногами. Вот уже брюхом лег на перегиб скалы, но веревка снова закончилась. «Бросай ее, Юра!. Не упаду, а вы потом надвяжете». Бросил Юра веревку, дав мне возможность вылезть на полку. Я даже не вылез, а выполз. Так и лежу, приводя дыхание в порядок.

Передохнув, начинаю обустраивать крепление веревок для сегодняшнего подъема Юры и завтрашнего подъема всей команды. Тут халтурить нельзя, эту веревку будут грузить от всей души. Бью несколько мощных швеллеров, блокирую их и принимаю Юру. Он будут страховать меня дальше, а Сережа станет подавать нам веревки. Дальше пошло веселее и три следующих веревки мы развесили по стене часа за два с половиной. После этого стенка уже стала почти пологой и завтра по ней можно будет идти без предварительной обработки — влет.

Еще светло, а мы уже отработали. Ура! И быстро вниз, ноги совсем задубели. Бегом-бегом по навешенным веревкам спускаюсь вниз к Сереже и переобуваюсь в холодные ботинки. Их придется греть собственным теплом, но у нас с собой было и тепловыделение моего уставшего организма удалось быстро поднять до нужного градуса. Курить охота до безобразия, а табак не взял с собой. Приходиться ждать, пока Юра спустится. Вот и он. Закурили с наслаждением после 4-часового перерыва. Все, пора в лагерь. Сбегаем вниз по простым наклонным скалам и видим чудесный лагерь, который ребята построили на больших плоских камнях. Ура, будем сегодня спать на ровной поверхности, а не на мерзких колючих каменюках.

Поужинали засветло и спать. Завтра с ранья на стену.

Утром (скорее, поздней ночью) подошли под стену и начали работать по навешенным вчера веревкам. Как-то само собой получилось, что все ушли наверх, оставив меня последним. То ли командир так решил, то ли сам я пролопушил, поэтому приходиться идти последним, выбивая все крючья (не мусорим мы в родных киргизских горах), бухтуя и запихивая в рюкзак веревки. Веревки тяжелые и большие, а рюкзак у меня маленький. Зло какое-то набежало. Бухтую веревку и думаю про себя: «Вот гады старые. Вчера я все веревки развесил, сегодня мне же их снимать и тащить на себе». Вот так я ругаюсь про себя, собираю веревку в бухту и понимаю, что у меня похоже начались глюки — под ногами крутится что-то мелкое и пушистое. Высота за 4000, тут никого жить не должно. Однако это не глюк — какого-то черта на эту скальную стену занесло мышку серую. Живет наверное здесь. А что же она тут ест. Пытаюсь накормить зверушку, приманивая какими-то крошками из кармана пуховки. Мышка меня игнорирует и уходит. Стало как-то веселей после общения с живым существом и уже без злости пытаюсь поскорей догнать команду — веревки нужны для дальнейшей работы.

Пока догнал, они уже решили перекусить, чем бог послал. Поели и снова вверх. Кто-то решил, что с рюкзаками идти по этим скалам сложно и их лучше вытягивать на веревках. Сережа с Витей уходят наверх и начинают тянуть Юрин рюкзак. Скалы тут острые и красивый (к этому походу сшитый) рюкзак с противным скрипом начинает прорезаться. Слава богу, совсем не развалился, но пришел в почти полную негодность. Бедный Юра он две ночи не спал, чтобы сшить рюкзак к походу. У Сережи с Витей рюкзаки попрочнее оказались и их вытянули без существенных повреждений. Остальные решили лезть с рюкзаками.

А у меня крыша точно едет на сторону. Сижу на полочке, смотрю вниз и у меня возникает стойкое ощущение, что ребята сейчас уйдут вверх, забыв меня. И прочная монолитная скала контрфорса почему-то начинает представляться мне высоченной грудой камней, которая тут же начнет расползаться в стороны. И я со всеми этими камнями посыплюсь вниз на ледник. Точно с головушкой не в порядке. Наверное к дождю. Ладно, пока снова догонять команду. Веревки у меня забрали и лезть стало существенно проще.

Так вот понемногу вышли на последнюю полку, от которой до перевальной седловины оставалась одна несложная стенка высотой метров 25. Хорошая полка, большая. Можно с комфортом поставить три палатки. Дело-то к вечеру, да и погода начала отчетливо портиться. Пока еще непонятно, к чему приведут висящие над нами плотные облака, но видать крыша моя съезжала не зря и нужно ставить лагерь. Я даже не успеваю додумать эту мысль, как Сережа ее высказывает вслух. Но командир наш не любит ночевать на скалах, да еще под самым гребнем. Аргументирует он это тем, что скоро может начаться гроза (тут он был прав), а спускаться до ледника на другой стороне перевала всего метров 400 вниз по простому и безопасному снежному кулуару. Откуда он это знал — бог ведает. Пока мы дискутировали, погода испортилась прямо на глазах. Тучи опустились практически до самого гребня, а по кулуару слева от нас какого-то черта начали валиться довольно крупные камни. Словом, уболтал нас, черт языкастый. Быстренько заскочили на перевал, нашли контрольную записку (мы, действительно, были вторыми на этом перевале), написали свою записку и поскакали вниз.

Вокруг постепенно начинался отчетливый погодный катаклизм. Ветер очень сильно дул одновременно со всех четырех сторон, а также сверху и снизу, стремительно темнело, хоть солнце еще и не думало заходить. В дальний гребень цирка начали бить молнии. Атмосфера наэлектризовалась ощутимо, на ледорубах зажглись огни Святого Эльма и у меня возникло ощущение, что каска может свалиться с головы, поскольку волосы от атмосферного электричества стоят торчком. А тут еще и снегопад начался невообразимый.

Вскоре выяснилось, что в глюках я сегодня не одинок — Юра начал отчетливо ощущать в воздухе запах хризантем. Кулуар, по которому мы спускались, наверное, и в самом деле был совсем простым при нормальных условиях. Мы же оказались в эпицентре какого-то катаклизма. Видимость упала до нескольких метров, а потом и вовсе стемнело и так плотно заснежило, что я в какой-то момент не смог разглядеть ледоруба в своей вытянутой руке. Желание свалить максимально быстро куда-нибудь на более горизонтальную поверхность столь окрепло, что мы уже просто спускались параллельно 4 связками по двое во всю ширину кулуара.

Стою я себе около правого борта кулуара, страхую Сережу снизу через вбитый в снег ледоруб и пытаюсь как-то контролировать расположение остальных, чтобы не растеряться на склоне. А надо сказать, что у меня уже давно образовалась дурацкая привычка при страховке на снежных склонах стоять на коленях, как можно глубже забив их в снег. Стою я так себе, выбираю веревку, пытаясь сквозь свист ветра и грохот грозы почувствовать какие-то признаки движения Сережи. И вдруг какой-то непонятный импульс просто вынуждает меня вскочить с колен и даже попытаться прыгнуть вверх. Что это было, не знаю, но очень больно. Наверное ледышка пролетела крупная и рассадила мне голень, несмотря на двое штанов, которые были на мне. Смотреть некогда (да и не видно ни черта), поэтому как-то абстрагируюсь от боли и продолжаю принимать Сережу. Вот он пришел и сразу огорошил меня, увидев на снегу обширное пятно крови. А мне вроде и не так плохо уже, да и склон отчетливо выполаживаться начал. Продолжаем спускаться, кулуар становится шире, склон положе, а видимость слегка улучшается. Однако мне как-то быстро становится слишком худо. Команда уже снова собралась, снимают с меня рюкзак и быстро уходят вперед, искать место для лагеря. Сережа помогает мне идти вниз по довольно глубокому свежему снегу. Ноги постоянно проваливаются и в правой голени все нарастает непонятная боль. Матерюсь, но пытаюсь как-то идти — все равно нести меня некому.

Долго ли — коротко ли, добрели до морены, где ребята уже начали ставить лагерь. Ощущая почти полную беспомощность, пытаюсь как-то помочь ребятам и тупо жму рукоятку фонарика-жучка, чтобы стало хоть немного светлей. На морене начинают появляться палатки, а я все больше и больше тупею, не понимая до конца причин. Ну поцарапало, да на стене устал, но это же совсем не повод для того, чтобы отключаться, когда остальные работают. На этой мысли поток моего сознания рвется и следующем сеансе я уже лежу посередине одной из палаток, передо мной чай и даже какая-то еда. Ногу слегка ломит и в голове звенит. Списываю на усталость. Ребята что-то обсуждают, но нить из разговоров не помещается в мое слабеющее сознание. Что-то пытаюсь съесть и попить чаю, но снова покидаю мир реальности в какой-то момент.

Утром просыпаюсь лежащим в странной позе по диагонали палатки. А в свободных уголках скрючились мои сожители. Стыдно-то как — ребята из-за меня не выспались, а впереди еще не совсем понятный и довольно длинный спуск с перепадом высот больше 1500 метров. Пытаюсь тихонечко осмотреться и понять свое текущее состояние, не разбудив ребят. Вижу, что правая нога забинтована от ступни почти до колена. И штаны мои (почти новые, подаренные киргизскими спелеологами) безжалостно ампутированы ножницами на уровне колена. Одолевает мысль — впереди еще весь поход, в чем же я ходить буду. Мои неуклюжие телодвижения все-таки разбудили ребят и они пытаются обрести себя в утреннем мире без грозы и снегопада. Невыспавшиеся. Начинаю осторожно выяснять, что с моей ногой. «Ничего страшного дырка три на семь». Задаю уточняющий вопрос: «Миллиметров». «Сантиметров, дружище!» Это хуже, с такой дыркой я идти буду совсем медленно и придется отлеживаться на траве дня три-четыре, пока смогу нормально ходить дальше. Ладно, поживем-увидим, до травы еще спуститься нужно.

Тем временем просыпаются и остальные две палатки. Ребята начинают готовить завтрак и обсуждают спуск. Нам до травы полтора километра по вертикали и описания пути просто нет. Правда внизу есть группа поддержки из одного человека, но связи с ним нет, он просто ждет нашего спуска. Поели, и начали собираться вниз. Я уже более или менее адекватно воспринимаю окружающее и понимаю, что мой рюкзак цинично разбирают, раскладывая снаряжение и мои вещи по своим. А мой набивают спальниками и пуховками — объем у всех ограничен, поэтому другого выхода просто нет. Пытаюсь слабо возражать против разгрузки себя, но встречаю согласованный отпор всей команды: «Ты сам-то смог бы идти.» Мне не очень больно (таблетками какими-то доктор напичкала) и пока я уверен в себе. Собрались и пошли. Быстро понимаю, что ребята были правы и ступать на правую ногу мне очень больно. Однако по ровному и почти горизонтальному леднику я иду вполне нормально и даже не очень торможу остальных. Но хорошее всегда столь кратковременно и ледник вскоре завершается короткой конечной мореной, за которой начинается крутой и противный склон крупнокаменистой осыпи. По нему и здоровому ходить совсем не подарок, а на одной исправной ноге совсем плохо. И даже палку для опоры сделать не из чего. Ковыляю так. Ребята помогают, поддерживают за плечи в сложных местах. Наползает облако и становится откровенно зябко. А спускаться по этому склону нам почти километр по высоте.

Командир решает разделиться, оставив двоих со мной и отправив остальных вниз, чтобы они вернулись уже без рюкзаков и помогали мне идти, а в крайнем случае, просто организовали мою транспортировку. Вскоре туман полностью поглощает ушедших и только шорох ботинок по камням еще некоторое время доносится до нас. Передохнули, нужно идти. Больно, но организовывать транспортировку по такому склону просто опасно. Иду как могу, поддерживаемый с обеих сторон. Вверх было бы проще, а на спуске нагрузка на голени гораздо больше.

Снизу доносятся какие-то звуки и через несколько минут из тумана появляются три человека. Один наш — он ждал нас в долине — и двое незнакомых ребят (потом выяснилось, что это команда из Томска). Они без рюкзаков, поэтому просто берут меня под руки и я лишь иногда касаюсь камней ногами. Ребята сильные и хорошо координированные, поэтому скорость спуска увеличивается. Довольно быстро (часа за два) мы спускаемся по склону до тропы в долине. И тут Егор (парень из Томска) просто взваливает меня себе поперек спины и начинает бегом спускаться по тропе. Здоровый лось, я бы так не сумел.

Вот так, брошенный поперек широкой егоровой спины, я и приезжаю на поляну, где стоит большой лагерь томичей. У них даже врач есть почти настоящий — закончил уже три курса мединститута по специальности стоматология. Меня раскладывают на спальники, крепко прижимают руки к земле (просто сев на них) и начинается операция. Понимаю, что хреново сейчас будет и пытаюсь выпросить хотя бы спирта. Доктор суров и говорит: «Нельзя, пока не осмотрю и не обработаю рану. Мне нужно видеть твои реакции.» Гад — без наркоза чистить рану, которой уже почти сутки. Хорошо, что в высокогорье атмосфера почти стерильная. Сжимаю зубы и начинаю громко терпеть. Доктор, тихо поругиваясь, что-то ковыряет в моей ноге. Больно и не видно ни хрена. Но по лицу его вижу, что не все хорошо с моей правой оконечностью. Не отлежусь я тут за три дня, придется валяться дольше. Плохо.

Доктор говорит, что уже началось омертвение поврежденных тканей и придется немного порезать меня ножиком. Зашивать не будет, поскольку кость наверняка повреждена, да и ниток стерильных нет. Обещает прочистить и забинтовать, а пока отрезает от меня лишнее. Странно, но пока новой боли не появляется. А к старой я уже почти привык. Часа полтора кромсал, чистил и бинтовал меня доктор, а я даже имени его не запомнил. А потом дали мне кружку спирта, кружку чаю и пригоршню таблеток, о чем я уже писал.

Утром проснулся почти здоровый и попытался встать на ноги. Не получилось. С тоской понимаю, что поход для меня закончился. Тут пришли томичи, которые утром раненько побежали вниз по долине и нашли для меня лошадь. На ней можно было доехать до расположенной несколькими километрами ниже базы отдыха. И на базе договорились, что меня довезут автобусом до Фрунзе. Вот и все! Прощайте горы, прощайте ребята, удачи вам на маршруте. Командир отправил со мной вниз Сережу, который потом попытается вернуться на маршрут, сдав меня официальным эскулапам в столице Советской Киргизии.

На полуслепой лошади везут меня по тропе и эта лошадь всю дорогу норовит почесаться о дерево или камень своим правым боком. А справа моя побитая нога. К седлу меня привязали, поэтому удается даже поспать.

А дальше была база, чай, автобус до Фрунзе, ночевка у местного приятеля и диагноз «открытый перелом правой голени» в медпункте аэропорта Манас. Хорошо хоть справку дали, по которой можно попытаться добыть билет после снятия брони. Сережа решает лететь со мной до Ленинграда, просто не рискуя отпустить меня одного. Долетели, на такси в ночи приехал в пустой дом и уснул на полсуток.

А потом была еще долгая операция по фиксации поврежденных костей, зашивание раны, недели в постели и снова горы. Много прекрасных гор! Но это уже другая история.

===========
Сентябрь 1982 г.
Ленинград

×

Like us on Facebook